История. История России. 10 класс. Углублённый уровень. Часть 2 - Леонид Ляшенко

Венская система установила в посленаполеоновской Европе новый порядок, при котором правила игры диктовали страны-победительницы Бонапарта. Однако она не могла сгладить противоречий между этими державами и спасти континент от революционных потрясений. Русско-английские, русско-французские, прусско-австрийские разногласия были столь сильны, а попытки замедлить ход истории, сохранив монархии и иноземный гнёт, столь бессмысленны, что венская система должна была рано или поздно изжить себя.

Когда мы слышим термины «классицизм», «сентиментализм», «романтизм», «реализм», то прежде всего вспоминаем произведения зодчества, живописи, литературы. Однако за этими терминами скрываются не только художественные стили и формы, но и определённое миропонимание людей, нормы их поведения, стиль взаимоотношений с властью и обществом. 1810-е – начало 1820-х гг. в России называют эпохой романтизма. Попробуем определить, каким был человек той эпохи, что он ценил, против чего протестовал, каковы были главные черты его характера.

Можно начать, наверное, с попыток человека противостоять напору приказов, регламентов, параграфов, насаждаемых верховной властью, которая всё хочет вогнать в удобные для себя рамки. Человек сопротивляется насаждаемому порядку всеми возможными способами: открытым протестом, чудачествами, злоупотреблениями, загораживается от законов обычаями и т. п. Постепенно к нему приходит понимание того, что он не просто защищает своё «я» в борьбе с надоевшим «мы», а бьётся с несправедливыми, бесчеловечными установлениями. Возникает необходимость сформулировать теоретические основы своей позиции, постараться убедить других в её верности и соответствии духу времени.

Уже сентиментализм с его обращением к чувствам, к сердцу человека становится оппозицией принятым нормам поведения, заставляет образованных россиян строить быт, отношение к миру в соответствии с новыми правилами. Однако сентиментализм слишком резко разграничил чувства и разум, сердце и расчёт. В его понимании личность теряла свою цельность и полноту. Пришедший на смену романтизм отнёсся к человеку более бережно, соединив мысль и чувство, сердце и разум. Правда, сделал он это весьма своеобразно.

Образованный человек того времени бредил свободой и в прямом смысле этого слова заболевал от несправедливости, лицемерия, низкопоклонства. Он не отделял своего счастья от счастья своего народа. Люди эпохи романтизма не могли, как раньше, быть и противниками рабства, и рабовладельцами, вести высокие разговоры и унижать ближних. Они – ораторы, проповедники своих возвышенных взглядов. Это люди весьма серьёзные, считающие, что веселье, танцы, балы – занятия пустых личностей. Романтик ведёт себя вызывающе, говорит то, что думает, а думает он, как древнеримские герои, ставившие благо Отечества выше власти, родства, любви.

На таких принципах он строит не только политические кружки и общества, но и личную жизнь, семью. И при этом романтики, как писал Ю. М. Лотман, «были привлекательно изящны», излучая человеческое достоинство, отстаивая чувство дружбы, царящее над чинами и знатностью рода. Люди эпохи романтизма чувствовали, что не только живут в историческое время, но и творят историю. Действительно, их разговоры-проповеди, их образ жизни были актом создания общественного мнения. Когда они (вернее, романтизм) изжили себя, то стало не просто скучно, стало на редкость бесстыдно. Российское общество 1830 – 1840-х гг. вдруг перестало бояться нравственного осуждения.

Часто говорят, что романтики сошли с книжных страниц, что они брали за образец театральных героев. Это в той или иной степени справедливо. Но разве они сами не повлияли на литературу и драматургию? Разве портреты людей той эпохи не дышат одухотворённостью? Значит, романтики не только рождались культурой, но и творили её – в таком сложном единении жизни и культурных образцов и заключается подлинный смысл того или иного исторического периода, пройденного страной.

Учёные до сих пор спорят не только о сути феномена российской интеллигенции, но и о её определении. Во всех словарях мира слово «интеллигенция» считается русизмом, так как в других языках этот слой населения называют интеллектуалами. С чем же мы имеем дело: с терминологической путаницей или эти определения подчёркивают какие-то важные для нас различия? Попробуем разобраться, начав с истоков этих слов.

Во-первых, интеллигентами называют людей с высшим образованием. В этом случае Д. И. Менделеев и Д. А. Толстой оба интеллигенты, т. е. определение ничего не объясняет.

Во-вторых, интеллигентами называют этаких «рыцарей без страха и упрёка», всегда и везде защищавших права «простого народа». Но ведь занимались этим не только они.

В-третьих, интеллигент – это вечный оппозиционер, отрицающий режим правления, церковь и принятую мораль. Но тогда ими могут считаться только крайние революционеры.

В-четвёртых, интеллигенты – это люди, создающие и передающие другим поколениям определённую картину мира. Тогда интеллигенция распадается на две части: «интеллигенты-эксперты», создающие эту картину, и «интеллигенты-популяризаторы» (учителя, врачи, инженеры, литераторы), распространяющие созданную картину мира в массах. В таком случае пропадает феномен российской интеллигенции XIX в., поскольку картина мира создавалась во все времена, начиная с древнейших. Видимо, российский интеллигент – это образованный человек, обладатель свободной профессии, особенно остро реагирующий на несправедливость современного мира, угнетённое состояние народа и общества, а потому жёстко критикующий власть.

Очень долго изобретение термина «интеллигент» приписывали писателю П. Д. Боборыкину, употребившему его в 1866 г. в одном из своих романов. Однако не так давно в архивах В. А. Жуковского исследователи обнаружили, что поэт использовал это слово ещё в 1836 г. В чём же отличие российской интеллигенции XIX в. от её европейского аналога? В Европе интеллектуалы, люди свободных профессий традиционно относятся к среднему классу, в составе которого и выполняют свои функции. В России же подобный класс не сложился окончательно и к концу XIX в., а у народных масс возникло чувство недоверия ко всем просвещённым слоям, которые иначе одевались, жили, развлекались. Российская интеллигенция складывалась из представителей дворянства и разночинства, что никак не приближало её к народу.

Социальная обособленность повлияла на её взгляды и настроения. Во второй половине 1850-х гг., в годы критики старого режима, в среде интеллигенции формируется атмосфера вызова всем сложившимся ценностям и устоям российской жизни. В 1860-е гг., по словам исследователей, у неё (особенно у молодёжи) возникает новая культурная программа, или образец. Именно она, а не происхождение или чины объединяла людей в одну группу. Это обстоятельство приводит и к конфликту поколений, и к откровенной нелояльности по отношению к власти. Стремление к изменению существующего строя и отсутствие среднего класса заставляют интеллигенцию взять на себя и разработку планов справедливого социально-политического устройства общества, и попытку проведения этих планов в жизнь.

Это свидетельствует о завышенных представлениях интеллигенции о своих возможностях, о склонности её к утопиям. Главной из этих утопий была вера в то, что народные массы готовы к восприятию выработанных интеллигенцией идеалов. Однако не будем винить только интеллигенцию – так сложились исторические обстоятельства, что ей пришлось решать не свойственные ей задачи. Вспомним о другом – о том, что горячая вера в справедливость своего дела, в собственные силы, немногочисленность интеллигенции (в 1897 г. в России высшее образование имели лишь 17,4 % населения, но далеко не все из них были интеллигентами) порождали неукротимую силу духа, преданность идее, тягу к самопожертвованию. Именно эти черты сделали российскую интеллигенцию явлением уникальным и всемирно известным.

Впервые российская цензура законодательно была оформлена при Екатерине II в 1796 г., и тогда же появилась профессия цензора. В те же годы были сформу-лированы задачи цензуры: охрана интересов государства и борьба с попытками расшатать существующий порядок. Однако и тогда, и позже для цензурной политики правительств были характерны постоянные «приливы» и «отливы». Скажем, при Павле I появилось распоряжение сжигать все книги, признанные запрещёнными, а с хозяевами их поступать по закону. При воцарении Александра I предварительная цензура была вообще отменена и разрешено открытие «вольных типографий».

Первые правила для цензоров и издателей (цензурный устав) появились при Александре I в 1801 г. Согласно уставу печатная продукция не должна была содержать в себе ничего против закона Божьего, образа правления, нравственности и личной чести гражданина. Устав являлся одним из самых «мягких» цензурных документов своей эпохи. Однако в ходе войны 1812 г. начала набирать силу военная цензура, запрещавшая, к примеру, издание произведений французской литературы. Позже цензурные функции стало исполнять и Министерство полиции, предписывавшее не пропускать в печать «рассуждений политических» и упоминаний о конституциях. Не будем забывать и об особой цензуре – цензуре общественного мнения, которая выражалась в достаточно широком доносительстве на инакомыслящих.